Серореченская быль

В некотором царстве, в некотором 123 (93, 23) государстве, в славном городишке Серореченске на реке Серая собрал князь-воевода в палате казенной белокаменной своих бояр-подельничков. Обвёл всех взглядом суровым и речь молвил угрозную.

— Собрал я вас, бояре, чтоб напомнить вам, челяди неразумной, за чей счёт живёте-можете, кто вам покровительствует в делах ваших, не всегда честных, да глаза закрывает на поступки ваши воровские. Я ли не пекусь о граде нашем славном, делами и помыслами денно и нощно, не за страх а за совесть, радею за народ и землю нашу?

— Да, воевода-князюшка! Отец родной! Правда твоя, милостивый! — раздались голоса подобострастные.

— Так вот, — молвил воевода далее гласом менее суровым, — не спят враги наши — простые людишки да ремесленники всякие. Завидуют. Письмами подмётными промышляют. Хулу да напраслину на меня возводят. Трон расшатывают. Погибели желают.  Говорю я вам, слуги мои верные, годами спытанные, что нельзя допускать инакомыслие, волнений черни лапотной. Что хотите делайте, чтоб зараза свободомысленная не разносилась по свету белому, по свету белому да на стороны разные. А иначе быть вам в опале великой, да благ всяких лишение.

     Сказал так воевода — как отрезал. Разошлись бояре по местам служивым думу думать горькую.

     А может зря всполошился князюшка да встревожился? Да сомненьями опечалился? Как народ живёт в самом деле-то? Промышляет чем, говорит о чём?

     Было дело, присутствовал я при беседе одной. К соседу моему, деду Штукарю, зашёл как-то знакомец его Лёшка-непутёвый, на рюмку чаю. Самогон у деда знатный. Слушок есть, что поставляет он его для господ разных, к власти приближённых. Ну так вот, зашёл, значит, Лёшка да и завязался у них разговор на темы разные. За жизнь, да за правду, за власть.

— Хороший у тебя самогон, дед! Не то что в «Подснежнике» подают. Кстати, о «Подснежнике»,  есть у нас на базаре такое  закусочно-питейное заведеньице. С утра до вечера очень дешёвое пойло, явно контрафактного качества. Если нужно, могут налить с собой. И всё это в центре города, открыто, не таясь и уже столько лет. Я так думаю, что без магии тут не обошлось. Одно из доказательств этого —  «Мерседес»напротив входа в «Подснежник». «Мерседес»-оберег. И что любопытно, «родничок» не иссякает. Идут годы. Вспышками проходят рейды по борьбе с контрафактом и нелегальной продажей алкоголя. Но… Оберег, представьте себе, работает. Одни и те же лица с заискивающим взглядом входят туда и выходят оттуда уже просветлённые, довольные, как после причастия. Колдовство тут чёрное присутствует не иначе!

     Тут к разговорщикам подошёл сосед деда Штукаря — Сашка. Бизнес у него малый. Машина «Джазел» — грузовичок с будкой. Перевозками грузов разных промышляет. Подошёл он, значит, нагарнул рюмаху добрую, послушал, о чём дед с Лёшкой гутарят. Да и говорит:

— Бардак , блин, коррупция везде, мать её. Помните, я в том годе свою «Джазел» купил? Так вот, когда я её на себя переоформлял при сверке номерных агрегатов полисмент мне и говорит, чтобы свериться с номером рамы, нужно снять газовый баллон. Иначе никак. Опа-на! И что делать? — я его спрашиваю. — Или снимай баллон, или …иди в такой-то кабинет. Пошёл я, а что делать. Этот баллон снимать — целое дело! Пришёл. Сидят два полисмента. Отдаю документы. Они очень долго их изучают. Магарыч, говорят, нужен или снимай баллон. А один из них берёт листочек бумажки и медленно так, гад, рисует единичку и также неспеша нули к ней пририсовывает. Три нуля нарисовал, чтоб тебя пронесло после такого магарыча! — И положи, говорят, их, деньги то есть, в вооон тот стол, в ящичек. Ну я и положил. В общем всё  чудесным образом разрешилось. Такие дела. Да-а-а, — протянули сочувственно дед с Лёшкой. Дед молча налил всем еще по одной. Выпили.

— А как я техосмотр проходил, не рассказывал? — спросил Санёк.

— Нет? А дело было так. Дружок мой, Федька, у него така ж машинёшка, как у меня, прошёл техосмотр на Авиационной, знаете, где это. Отдал Федька «на лапу» тыщу всего. Федька не из таковских, врать не будет. Ну, тыща, значит тыща. Я на всякий случай две приготовил.  Подходит моя очередь. Отдаю документы. Сколько, говорю сверху, чтобы без проволочек? А этот хрыч старый, об морду хоть кошек бей, глазки заблестели у него, ручки аж затрусились. Положил он ручку свою белую, мозолей не знавшую, на стол и показывает этак мне два пальца. Две, значит. — Как, говорю, две? — друган мой неделю назад одну давал. — Не может быть, говорит, — две надо! Или ..сам знаешь, что будет. Делать нечего, отдал две. Вот так.

— Да-а-а, дела-а-а, с чувством протянули дед с Лёшкой.

     Выпили ещё по одной. Тут ещё один нарисовался — Василий Степаныч. Уважаемый человек, хороший. А плохие к деду Штукарю не ходют. Подошёл. Поздоровкался. Всё чин по чину.

— Давайте, — говорит, — помянем брата моего двоюродного, Андрея, царство ему небесное.

     Выпили. Помянули. И тут Степаныча как прорвало. Начал рассказывать про брата, про похороны. Больше всего запомнилось, как он про морг рассказывал. Это просто ужас какой-то. Внутри морга мрачно, жутко, грязно, запах неприятный. В мертвецком холодильнике вообще можно фильмы ужасов снимать. Отвалившаяся штукатурка и плитка кафельная, какие-то ржавые трубы по стенам, паутина в углах под потолком. Покойники лежат на каталках, завёрнутые в какое-то тряпьё с торчащими из-под него ногами.Ноги почему-то у кого-то мертвенно белые, а у кого-то жёлтые. Страсть господня. А вообще человека у нас похоронить не так-то просто. Вернее просто — если есть деньги, но дорого-о-о-о! — сказал так Степаныч и замолчал.

     Задумались все присутствующие. Каждый о своём. Ещё раз выпили по одной. Да разошлись по одному.В следующий раз в гости к Штукарю зайдёт ещё кто-нибудь. Расскажет ещё что-нибудь. Полна событиями и простыми заботами жизнь нашего городишки Серореченска. Есть о чем рассказать-поведать.

                  Алексей Прозрачный.